Раздавленная слотами – часть 6

Шестая часть воспоминаний Marilyn Lancelot о том, как слоты помогли ей проделать путь от казино в Неваде, до женской исправительной тюрьмы штата Аризона. Приятного чтения.

Часть 1

Часть 2

Часть 3

Часть 4

Часть 5

Постепенная адаптация

Спрятанные в нескольких милях от шоссе шестнадцатифутовые ограждения из колючей проволоки обвивали группу двухэтажных серых зданий. Размещенные вдоль автострады таблички «не подвозить автостопщиков» были единственными признаками того, что здесь находилась тюрьма.

Более четырнадцати лет я проезжала мимо этой тюрьмы, и я помню, как говорила своим внукам: «Вот куда они посылают плохих людей». Они прыгали и хихикали, когда я нажимала на педаль газа и мчалась мимо этих зданий. Они никогда не спрашивали, что сделали те плохие люди: они просто верили мне на слово, когда мы пролетали мимо тюрьмы. Они знали, что я никогда не позволю плохим людям подобраться близко. Это была наша маленькая игра.

Сегодня было по-другому. Фургон без опознавательных знаков медленно полз по пыльной дороге, ведущей к первому комплексу зданий. Полицейский по имени Мэтьюз сказал ясным тоном гида-экскурсовода: «В зданиях слева живут заключенные-мужчины». Он повернул голову и добавил: «Большое здание справа – для женщин». Указывая на несколько зданий, расположенных отдельно от других, он поколебался, прежде чем сказать: «Эта группа в дальнем конце предназначена для заключенных, приговоренных к смертной казни».

Я не могла не провести визуальное сравнение между мрачным окружением тюрьмы и мигающими огнями Лафлина. Я поклялась всегда помнить о том, как сотни поездок в казино привели меня в это пустынное место. В какой-то момент я вспомнила слова со второй страницы книги «Общества анонимных игроков»: «Мысль о том, что когда-нибудь мы сможем контролировать наш азарт, является сильной навязчивой идеей каждого зависимого игрока. Постоянство этой иллюзии удивительно. Многие продолжают придерживаться этой мысли до тюрьмы, безумия или смерти».

Охранник повернулся к нам и пробормотал: «В Перривилле около восьмисот заключенных. Женщины составляют половину населения». Я надеялась, что здесь найдутся другие женщины моего возраста, и, возможно, я даже познакомлюсь с кем-нибудь, кто играл в азартные игры. Я никогда прежде не видела тюрьму изнутри и задавалась вопросом, будет ли она похожа на те, что показаны в фильмах.

Железные ворота медленно открылись, и мы поехали в небольшую закрытую зону, которая использовалась как секция для приема заключенных. Двое охранников открыли двери фургона. Заключенные мужского пола вылезли, потягиваясь и разминаясь после долгой дороги, и стояли на асфальте, ожидая приказов. Как только полицейские отвели людей прочь, водитель подошел к задней части фургона и снял замок с задней двери. Мои ноги онемели после четырех часов балансировки на складном сиденье. Я осторожно спустилась и последовала за полицейским к зданию, затем через несколько коридоров был еще один обыск и еще больше фотографий.

После предварительных процедур ко мне подошла огромная охранница, махнула рукой и указала на крошечную кабинку. Она передала мне три оранжевых комбинезона и приказала: «Надевай один из них. Будешь носить их в течение следующих трех недель в ПД [Правила и Дисциплина]». Я едва услышала, что она сказала, потому что я не могла перестать думать о ее огромных размерах. Она сумела втиснуть пару сотен фунтов веса в плотную коричневую форму, которая выглядела так, будто вот-вот лопнет. Я ждала, что она начнет объяснять мне правила, но она просто сложила свои толстые руки на груди и стала ждать.

Я прислонилась к стене и натянула оранжевый костюм. Пока я возилась с пуговицами, другая охранница крикнула в комнату: «Быстрей, Берта! Пусть та женщина пошевеливается!»

Берта протянула мне помятый зеленый полиэтиленовый мешок и сказала: «Вот, держи его открытым». Она сунула в него подушку, простыни, тонкое серое одеяло, зубную щетку, зубную пасту и маленький черный гребень. Как будто вспомнив, она добавила: «О, вот еще два дополнительных комбинезона». Она вышла из двери, крикнув: «Следуй за мной!»

Пытаясь не отставать от Берты, я прошла через тюремный двор, одетая в свой оранжевый наряд, который висел на мне как тент для палатки. Я представляла, что все смотрят и смеются над эдакой маленькой тыквой из фильма Disney. Мои туфли прыгали вверх и вниз, а волосы были такими пушащимися, что я выглядела, как будто только что сделала себе третью перманентную завивку за утро. Мешок для мусора, перекинутый через плечо, завершал мой беспорядочный вид. Чем больше я спешила, чтобы не отставать от Берты, тем более подавленной я становилась.

Тащась за охранницей, я заметила, что маленькие заключенные носили большие комбинезоны, а более крупные втискивали себя в маленькие. Я задалась вопросом, было ли это сделано намеренно, чтобы унизить заключенных. Берта остановилась перед зданием Б и указала на цементную лестницу. Я слышала, как она тяжело дышит, пока поднималась по ступенькам к 23Б. Открыв дверь, она наклонила голову набок и сказала: «Вот твоя камера. Добро пожаловать в тюрьму штата Аризона». Затем она закрыла и заперла за собой дверь.

Я остановилась на минуту и медленно осмотрела комнату. Слева была крошечная ванная комната с раковиной, туалетом и душем, но без двери. И без зеркала. За это я была благодарна. Я не хотела видеть, как я сейчас выгляжу.

В самом темном углу камеры крошечная блондинка сгрудилась на стуле, поджав ноги. Я предположила, что ей около тридцати пяти лет. Наблюдая за мной, она нервно грызла ногти. Я протянула ей руку и улыбнулась: «Привет. Похоже, мы теперь соседи по комнате… Меня зовут Мэрилин Ланселот».

«Привет, Мэрилин», – она расправила ноги и вытянула руку. «Я – Стелла Бенсон».

«Приятно познакомиться, Стелла. Как долго ты здесь просидела?»

Она вытерла слезы мизинцем и робко ответила: «Нам нужно оставаться в ПД две недели. Я пробыла здесь одну неделю». Она отвернулась и добавила: «Меня приговорили к двенадцати годам. А тебя?»

Когда я услышала, как она говорит про двенадцать лет, я посчитала, что мне еще повезло, и со вздохом ответила: «Два года». «Здесь особо нечего делать», – сказала она и снова начала кусать ногти. «Мы проходим проверки в течение дня, а затем возвращаемся сюда и читаем. Попечитель из тюремной библиотеки приезжает два раза в неделю с тележкой с книгами. Большинство из них – дамские романы». Она помедлила секунду и затем добавила: «Я много читаю Библию».

«Может быть, почитаем ее вместе?» – предложила я.

Она одобрительно улыбнулась. «Конечно, с удовольствием. А… ну, поскольку ты здесь новая – тебе верхняя койка?»

Я подумала, смогу ли я подняться по лестнице из-за артрита в плечах, поэтому я проверила свои силы и схватилась за ступеньки лестницы. «Я всегда хотела спать на верхней койке», – сказала я. После того, как я плюхнулась на матрас, я перевела дыхание и подумала, как мне спускаться вниз.

«Меня переведут отсюда раньше тебя, и тебе достанется нижняя койка». Это было облегчением.

Мы разговаривали до поздней ночи. «Однажды ночью, когда Тед поставил мне синяки под обоими глазами, повалил меня на пол и пнул меня в живот, я решила, что с меня хватит», – сказала мне Стелла. «Мне удалось подняться с пола, убежать в комнату, схватить его пистолет и направить его на ухмыляющееся лицо Теда. Он перестал смеяться, когда пуля пробила ему плечо».

«Так вот почему ты здесь?» «Да, судья приговорил меня к двенадцати годам».

Несколько лет назад я видела, как мой папа напился до одури. Однажды ночью, когда он допил свою бутылку, он побежал наверх и схватил мою маму за волосы, потащил ее вниз по лестнице и швырнул на кухонную плиту. Я не помню, чтобы моя мама когда-либо плакала, когда мой отец бил ее, но я помню, что мы не могли никому рассказывать о том, что происходило в нашем доме. Несколько женщин в нашем районе открывали свои входные двери в воскресенье утром с синяками под обоими глазами. Женщинам говорили: «Вы сами заварили эту кашу, вот теперь и расхлебывайте». Поэтому семьи не обсуждали эти проблемы за пределами своих домов.

Моя новая подруга Стелла знала все о комплексе Перривилл: как о хорошем, так и о плохом. Я держалась рядом с ней, когда мы шли через двор, что было несложно, потому что заключенные ПД всегда шли бок о бок. Охранники и камеры следили за каждым нашим движением, прямо как в казино. Когда мы пошли в столовую, Стелла сказала: «Держись подальше от женщин, которые ходят, распихивая всех вокруг. Обычно это те, кто отбывает долгие сроки. Им плевать на отчеты о поведении».

Поэтому я старалась держаться подальше от тюремного двора, читала книги в своей камере, вела дневник и отмечала дни в своем самодельном календаре. Много ночей я пролежала без сна, думая о своей семье. Когда большинство заключенных спали, я тихо сидела и смотрела в окно. Иногда я слышала вой койотов в пустыне… или песню кантри Вилли Нельсона по радио одного из заключенных… и довольно часто я слышала крики женщин. Я думала о своих внуках в новых школах, и мне было интересно, скучал ли Томми по мне. Я молилась, чтобы Грэм много не пил, и надеялась, что с моими дочерями все в порядке.

Мои дочери прислали мне двадцать долларов на тюремный счет, и я составила свой первый «список покупок»: шампунь, крем для лица и заколки для волос. Прождав девять дней, я завила волосы и почувствовала себя немного более женственно.

На следующей неделе тюремная комиссия перевела Стеллу в другое учреждение. Я перешла на нижнюю койку, въехала новая заключенная, и я повторила предупреждения Стеллы новой девушке. Цикл начался снова.

После того, как я пробыла в Перривилле почти три недели, моя адвокат – миссис Линда Вудроу, позвала меня в свой офис. Она показала какие-то бумаги. «У меня здесь ваши переводные документы», – сказала она. «Вас переводят из этого учреждения строгого режима во Флоренс – тюрьму общего режима. Охранники повезут вас завтра рано утром». Мои руки бессильно опустились. Я знала, что, если тюремная комиссия отправит меня во Флоренс, я смогу видеться с семьей только раз в месяц, а не каждые выходные.

Позже вечером, когда я встала в очередь, чтобы позвонить родным, я услышала, как за мной открылись ворота. Охранники зашли во двор с тележкой, заполненной коричневыми вещевыми сумками. Все знали, что в тюрьме такие вещевые мешки использовались для перевода заключенных. Я оставила свое место в очереди и присоединилась к другим заключенным, стоявшим вокруг телеги. Когда подошла моя очередь, я спросила: «А на сумках есть «Ланселот»?» Охранник закатил глаза. «Да, Ланселот, твоя фамилия есть на одной из сумок».

Сглотнув, я вернулась к очереди на телефон, но очереди уже не было. Время, отведенное на звонки, закончилось, и я не могла позвонить семье, чтобы сообщить им о моем переводе.

Час спустя полицейский по имени Майкл Трент пришел ко мне в камеру и бросил на пол брезентовую сумку. Он грубо сказал: «Ланселот, на этой сумке твоя фамилия. Собирайся!»

Он смотрел, как я упаковывала свое скудное имущество. Не глядя на него, я спросила: «В документах написано, куда меня отправляют?»

Пролистав бумаги, он ответил: «ЖЦА».

Я знала, что «ЖЦА» – это аббревиатура, означающая «Женский центр Аризоны»: тюрьма с минимальным режимом безопасности. И она находилась в Фениксе. Я снова спросила: «Вы уверены, что меня отправляют туда?»

Он посмотрел на вещевой мешок и пробормотал: «Так написано в документах». Я задалась вопросом, не совершили ли они ошибку. Может быть, меня доставят в Феникс, а затем во Флоренс.

7 июня в 4:30 охранники надели наручники и приковали друг к другу десять женщин-заключенных и погрузили нас в белый фургон без опознавательных знаков. Большая Берта – охранница, которую я пыталась избегать, залезла внутрь и села рядом с водителем. Мы расположились в задней части фургона, и Берта крикнула через гомон внутри: «Мы сделаем быструю остановку в тюремной больнице, чтобы забрать другую заключенную. Ее переводят в государственную больницу в Фениксе. Ее зовут Роза».

Сержант Стив Болдуин поехал к задней части больницы, и мы наблюдали, как два охранника почти несли женщину весом 90 фунтов. Роза волочила босые ноги, ее глаза были плотно закрыты, а голова качалась взад-вперед. Ее черные волосы были растрепаны. Кто-то надел ее оранжевый комбинезон наизнанку, а сам костюм был испачкан мочой и экскрементами. Все десять заключенных вскарабкались на два задних сидения, спутывая наши цепи и наручники. Когда охранники попытались затащить Розу в фургон, она застонала, откинула голову назад, и струя слизи соскользнула по передней части ее костюма и выплеснулась на ступеньки машины. Когда ее прекратило тошнить, охранники положили женщину в наручниках на сиденье перед нами и пристегнули ее ремень безопасности.

Сьюзен села ближе к передней части фургона и наклонилась над сиденьем, чтобы проверить дыхание Розы. Она отскочила назад и прошептала: «У нее на голове насекомые. Там их сотни! У нее вши!»

Роза лежала тихо первые десять минут. Затем она застонала: «La Lisa… La Lisa… La Lisa». Мы думали, что она, должно быть, зовет свою дочь, но она не говорила по-английски. Она попыталась сесть, и ее снова затошнило – слизь попала на потолок и скатывалась по ее волосам и лицу.

Когда мы начали кричать, Берта обернулась и рявкнула: «Заткнитесь!» Она потянулась назад и захлопнула окно, отделяя нас от переднего сиденья. Через час мы остановились перед государственной больницей, и охранники провели босоногую и скованную наручниками Розу через черный ход психиатрической больницы. К тому моменту я была в ужасе.

Наблюдая за несчастным положением Розы и чувствуя себя такой беспомощной, я вспомнила случай в Лафлине, когда я могла помочь, но не стала. Выйдя из одного из ресторанов казино однажды вечером, я увидела мужчину, лежащего лицом вниз на ковре передо мной. Я не знала, пьяный он или мертвый, и быстро обошла его. Я не умела делать непрямой массаж сердца, поэтому решила, что ничего не могу поделать. Что еще более важно, человек внизу охранял мой игровой автомат, чтобы никто кроме меня не мог играть на нем. Я вернулась назад, сунула голову в ресторан и прошептала кассиру: «Там на полу лежит человек. Может быть, стоит к нему кого-нибудь отправить». Я поспешила на первый этаж, сжимая свое ведро с серебром – драгоценные монеты, с которыми я бы выиграла джекпот. Я знала, что не могла помочь тому человеку в казино, и я не могла помочь Розе.

В ту минуту, когда мы вошли в офис «ЖЦА», мы узнали, что история о Розе добралась до тюрьмы раньше нас. Группы заключенных в синих джинсах и джинсовых рубашках стояли в углах двора и указывали на нас, когда охранники повели нас в медицинский кабинет. Дежурная медсестра передала нам бутылку синего шампуня, который пах отработанным моторным маслом и дезинфицирующим средством. По-моему, он назывался «АнтиВши». Медсестра Энн дала нам строгие указания помыть волосы сразу после регистрации.

После того, как мы вышли из медицинского кабинета, охранник вручил каждому из нас лист бумаги с номером нашей камеры и указал на южную сторону комплекса. Я пошла через двор и вспомнила, что сказала мне Стелла: «Этот центр был мотелем Best Western несколько лет назад, и когда государство его выкупило, они убрали оттуда все предметы роскоши».

Я сказала: «Ну и дела, то есть там должно быть довольно неплохо?»

«Ага, там лучше, чем в Перривилл. Они поставили железные ворота и построили 8-футовую стену с колючей проволокой. Они сняли все замки с дверей заключенных, чтобы те не могли запереться от охранников. И у них там везде есть камеры».

Когда я шла через тюремный двор, я удивилась, увидев, что части комплекса были окрашены в четыре пастельных цвета. Двухэтажные здания, протянутые вокруг аккуратно подстриженных газонов, вечнозеленых деревьев, кустарников и цементных дорожек, проходили через центр. Южная сторона была розовой. За исключением колючей проволоки, намотанной на верхнюю часть стен, это место совсем не было похоже на то, как я представляла себе государственную тюрьму.

Я постучала в дверь камеры 237.1, посмотрела на свою вещевую сумку и подумала, что она намного более презентабельная, чем мусорный мешок, который у меня был в Перривилле. Никто не ответил на мой стук, поэтому я открыла дверь и сказала: «Привет». В камере было пусто. Я заметила две двухъярусные кровати и ванную комнату с дверью и зеркалом. Через пять минут вошли три девушки, посмотрели на меня и хором сказали: «Твою мать!» Они быстро развернулись, вышли и хлопнули дверью. Я не могла представить ничего более отвратительного, чем отбывать наказание с тремя заключенными, которые ненавидели меня. Пятнадцать минут спустя они вернулись и осмотрели меня с ног до головы. Я сказала: «Если вы думаете, что у меня вши, это не так».

«Откуда нам знать?»

«Я сидела в задней части фургона и не подходила к Розе».

«Нас там не было, чтобы проверить».

Я солгала и сказала: «Нам еще дали бутылку специального шампуня, и мы уже его использовали». После того как я заверила их, что у меня нет вшей, мы представились друг другу.

Тридцатисемилетняя Барбара Питерс приехала сюда из Флориды два года назад. Ее лицо покраснело, когда она сказала: «Я здесь в третий раз! Мой парень подставил меня и втянул в контрабанду наркотиков». Она добавила с хмурым видом: «Он здесь должен сидеть, а не я». Я подумала, что не стоит ее расстраивать.

Грейс Миллер – молодая чернокожая девушка из Южной Каролины, сказала с сильным акцентом: «Привет, я Грейс. Мне дали пять лет за поддельные чеки. А мне всего девятнадцать», – она замолчала на секунду. «Я серьезно облажалась… Я никогда не смогу найти нормальную работу». Куча библиотечных книг лежала на ее тумбочке, так что я знала, что с ней я полажу.

Карен Уайт – высокая, худая девушка с длинными рыжими волосами и красивыми зелеными глазами, сказала, что могла бы стать моделью, но испортила свою жизнь наркотиками. Она улыбнулась и протянула руку:

«Привет! Я здесь уже почти пять лет. А ты тут за что?»

«Меня зовут Мэрилин, и я здесь, потому что попалась на краже денег у своего работодателя. Судья приговорил меня к двум годам».

Карен удивленно раскрыла глаза: «Сколько?»

«Триста тысяч».

Грейс выпрямилась на койке и рассмеялась. «Триста тысяч! И что ты, черт возьми, с ними сделала?»

«У меня проблема с азартными играми, и я проиграла эти деньги на игровых автоматах».